Ориджи на разные фесты.

[juntaos]

Original. Благородный рыцарь | Задорная ведьма. Love is... раз за разом спасать недоучившуюся ведьму от инквизиции/разъяренных крестьян/непослушных монстров
-Хииииииииииииих!
Кто-то, а я скорее всего знаю, кто, только что чуть не вынес мне двери в и без того обшарпанном доме. Отдышавшись, этот «кто-то» соизволил поднять на меня свои бесстыжие глазенки.
-Ты!.. – выдохнула она, внезапно подлетев ко мне, схватив за ворот рубашки. Эй, она же почти новая!
-Я?
И чего этой полоумной опять в голову взбрело? Сколько я ее знаю (а знаю я ее очень долго, уж поверьте), этой желтоглазой нахалке с вечно меняющимся цветом волос, вечно от меня надо что-то. То дракона ей поймай, то еще какую живность, то «подержи этого гада, я сейчас у него волосы для зелья дергать буду»…
-Ты! Спасай мил человек, на костер меня отправить хотят! – она с опаской выглянула в окно. Я последовал ее примеру, и о ужас! Около дюжины факелов и столько же вил медленно приближалось с моему дому.
-Сколько там за твою голову назначено? – как бы невзначай спросил я, переводя взгляд на эту бестию.
-10 тысяч золотых! – гордо ответила ведьма-недоучка, но встретившись с моим взглядом, начала вопить:
-Не смей, зараза! Я ж еще пригожусь!
-Ага. Вот уж пригодись, мне зарплату задерживают…
Я, конечно, шутил, но, кажется, переборщил чуток. Она заметно погрустнела, волосы из ярко-рыжего стали черными. Она тяжело опустилась на ближайший табурет, и закрыла лицо руками.
-Эй, ну я ж пошутил… — ненавижу оправдываться, но иначе меня потом будет грызть совесть. В лице мелкого рыжего кошака, подаренного ей на последний день рождения. Этот комок шерсти, кстати, уже успел свернуться у нее на коленях. Предатель. – Как это произошло-то? Колдовала на улице что ли?
Она помотала головой.
-Это все волосы мои дурацкие. Прям перед какой-то старушенцией начали цвет менять. Ну, а она как завопит, «хватайте ведьму, хватайте!»… Вот и…— она шмыгнула носом и смахнула набежавшие слезы, — мне же не к кому тут больше обратиться…
Я прервал ее душещипательный монолог, легко потрепав ее по волосам. Времени не оставалось, нужно было делать что-то с горожанами, которые вот-вот скорее всего вынесут мне мою бедную дверь.
Я в раздумьях присел на корточки, и заодно заметил, какая же она все -таки мелкая – наши макушки были примерно на одном уровне. Тоже мне, страшная ведьма…
Идея пришла мгновенно, и определенно должна была сработать. Я резко встал, схватил свой меч, пылившийся без работы в углу, и, бросив «сиди тут тихо!» выбежал из дома.
Вовремя, толпа уже была в пределах слышимости и видимости. Я попытался сделать усталый вид, и тяжела задышал.
-Не видел ли ты тут ведьму, мил человек? – какая-то бабка, наверняка прибежавшая быстрее всех, ткнула в меня тростью. – Глаза как у кошки, злющие, ярким пламенем горят, волосы дыбом, и когти длинные!
Я постарался не засмеяться, ибо под такое описание моя подруга явно не попадала.
-Видел, матушка, видел! Подлетела сюда только что, а я с мечом навстречу, так она как кинулась на меня, как давай когтями своими царапать, еле лицо спас! – в доказательство я показал правую руку, час назад покусанную мелким рыжим котом – хоть какая-то польза!
-А сейчас-то она где? – послышалось из толпы.
-Ой… Не знаю, братцы, право, не знаю… Взмахнула руками и в ворону обратилась! Улетела, проклятая, не успел поймать! – вранье давалось мне неожиданно легко, но выходить из образа было никак нельзя. Я скорчил трогательную мину, так что горожане лишь вздохнули и отправились восвояси, лишь напоследок поблагодарив за «доблестное сражение с нечистью».
Когда они скрылись из виду, я позволил себе засмеяться, входя в дом. Мелкая сидела там же, только уже рыжая и радостная.
-Спасибо.
-Не за что. А теперь отрабатывай, подруга, я голодный сегодня. Только мне, пожалуйста, готовую еду, а не живое мясо, как в прошлый раз.
Она улыбнулась и хлопнула в ладоши.
Рыжий поганец довольно мурлыкал где-то под столом.
Что ж, вечер еще можно спасти…


Original. Мечтатель | Реалист. Вернуть на грешную землю "Вдребезги"

-Знаешь… — задумчиво тянет Мечтатель, и поворачивает взгляд к Реалисту. – а я хочу, чтобы жизнь была сказкой. Настоящей. Чтобы посреди огромного леса стоял большой белый замок, окруженный рвом, чтобы в этом замке жили все мои друзья, без всякой нужды, и без ссор.
Хочу, чтобы у детей были мечты, которые сбывались, стоит только загадать. Чтобы в Новый Год к ним приходил Дед Мороз и раздавал подарки. Чтобы прилетала Зубная Фея, если выпадет зуб.
А в лесу могут жить разные звери, и безбоязненно подходили к человеку, давая себя гладить и кормить… Хочу, чтобы…
-Да заткнись ты! – резко обрывает его Реалист, откидываясь на спинку стула, и устало закрывает глаза. – ты правильно сказал лишь одну вещь – это сказка. Сказка, понимаешь?!
Во-первых, больших лесов уже не осталось, их всех уже вырубили нафиг. Во-вторых, замок ты не построишь, а если построишь, то за него придется платить такие налоги, что дешевле будет его на стройматериалы разобрать. А друзья твои может и будут там жить, но только потому, что это халява, понимаешь?
И дети сейчас ни о чем нормальном не мечтают! А если они захотят, чтобы ты помер?! Вот и исполнится их желание.
Дед Мороз? По такому лесу, хрен бы он добрался, если бы существовал. Да и за бесплатно ещё. Фея? Думаешь, она сможет пролететь через толстое стекло? Или пластиковые окна? Хрен тебе, а не Фея.
Животные? Да будь они там, их бы давно перестреляли ради мяса и шкуры, а потом тебя же это и продадут.
Все это не более чем сказка, понимаешь. Этого не будет. Никогда.
Мечтатель подавленно садится на диван, наливает себе рюмку виски, и все также задумчиво тянет:
-Да плевать. Я так хочу.
И Реалист понимает, чтобы лишить человека мечты, простых слов не хватит.

Ненависть - тоже чувство. (я не помню, как звучала заявка, да и она тут как бы и не причем.)

Ненависть была, наверное, единственной вещью, что связывала меня с ним.
Это чувство гораздо сильнее других, и порой потерять врага гораздо сложнее, чем друга.

Мы познакомились еще в детстве. Наши родители дружили, и он часто приходил к нам в гости. Просто приходил и просто сидел, лишь изредка прося воды или еще чего.
А потом он пропал года на два. Оказалось, умер отец и они с матерью переехали. Правда, потом вернулись. Его дом был в ста шагах от моего, и мы часто пересекались, когда выходили гулять.
Не знаю, почему мы так и не стали друзьями. Просто однажды он произнес «ненавижу», когда я пнула ему под ноги камень, и он упал, разодрав руки и колени. Не помню, специально я это сделала, или нарочно, но те глаза, наполненные испепеляющей ненавистью, не врали.
Когда нам было лет по двенадцать мы оба уже нашли себе компанию. Он водился со старшими дворовыми пацанами, я – с такими же, но помладше. Их было интересно учить и натаскивать на разные шалости и подлости.
Наши «банды» даже поделили территорию района, где мы жили. В какую дрожь меня бросало, видя его смеющиеся серые глаза, когда он ловко прыгал с забора на свою территорию с моей.
Как только я это замечала, мои «бравые войны» в лице дворовых малолеток тут же начинали закидывать его камнями, но, сколько я себя помню, они так ни разу и не попали. Гаденыш был слишком проворен и дерзок.
Повзрослев, мы перестали водиться с компаниями, это я помню точно, потому что всегда замечала его в одиночку. Завидя его, я не могла удержаться от колких фраз, он – пинал в меня лежащие под ногами камни. Пару раз он даже попадал в окно института, возле которого был мой парк. Я начинала смеяться, но тут же понимала, что дела плохи и надо бежать.
И мы бежали, не сговариваясь, бежали в детский заброшенный садик, где когда то устраивали баталии из снега и песка. Он злился, что я смеюсь, злился, что это не я промахнулась. Пару раз он меня так чуть не придушил – сила во мне, какая-никакая, была, вырвалась из цепких пальцев.
А потом я начала ссориться с семьей.
Как то раз, в пух и прах разругавшись со всеми, с кем только можно, я в слезах выбежала из дому, и буквально через две минуты наткнулась на него. С сигаретой в зубах, с какой-то девушкой под ручку – он выглядел как хулиган, за которым бегают все девушки подряд.
Мои слезы он видел впервые. Да и я, кажется, не позволяла себе таких истерик, сколько себя помню.
Я ждала любой его реакции. Он мог засмеяться, съязвить, пройти мимо.
Только вот тогда, я впервые увидела в нем того человека, что страстно желаю вернуть сейчас.
Он тут же вырвал руку из наманикюреных пальчиков своей подружки, крикнул, чтобы шла домой. Та, пару раз прикрикнув тоненьким голоском и топнув каблуком, послушалась и, выругавшись сквозь зубы, пошла прочь.
Он рывком усадил меня на скамейку, раскрывая над нами большой черный зонт – на улице лило как из ведра, а я впопыхах не захватила из дома даже куртки.
-Это он сделал, да? — спросил он хриплым от сигарет голосом.
Честно говоря, я не помню, что была дальше. Помню только, что вцепилась ему в куртку и что-то шептала. Он сидел, не шевелясь, и кажется, молчал.
А на следующий день отец пришел домой избитым. И больше не ругался.
Сказать, что мы стали общаться лучше после этого нельзя. Просто привычные язвы вместо приветствия превратились в простой кивок, камни под ногами – в банку только что купленной колы.
Тогда нам было по шестнадцать.
Когда ему исполнилось семнадцать, он снова пропал. Лишь через пару месяцев, случайно встретив на улице его мать, я узнала, что у него нашли рак крови, и он уехал на лечение.
«Ты же хотела, что б он помер», — хохотнул тогда один из остатка моей бывший «банды», откупоривая зубами банку пива, когда женщина отошла.
Эта банка пива спровоцировала ему травму головы, за неосторожно брошенные слова.
От него до сих пор нет вестей. Лишь изредка, встречая его мать, я узнаю, что он жив.
Терять врага оказывается очень больно.